Зацени, мы уже 58 273 консультаций провели

“Я думала, что без своей болезни я вообще никто”. Как это — столкнуться с расстройством пищевого поведения в подростковом возрасте

Расстройства пищевого поведения всё ещё очень часто обесцениваются. 

Но по статистике РПП являются психическими заболеваниями с одним из самых высоких уровней смертности. От 35 до 57% девочек-подростков соблюдают строгую диету, голодают, принимают таблетки для похудения или слабительные. А среди подростков с расстройством пищевого поведения менее 1 из 5 получали лечение.

Мы поговорили с Даной, которая уже в 11 лет столкнулась с булимией, а в 12 — с нервной и очистительной анорексией. Она рассказала о своей болезни, ее причинах, лечении в реабилитационном центре и о том, почему одной без поддержки справиться с расстройствами пищевого поведения практически невозможно. 

Детство 

Я была позитивным ребенком и особо не думала ни о каких проблемах, кроме одной. Когда мне было 4 года, мои родители развелись, и я тяжело это переживала. На протяжении года они просто не разговаривали друг с другом, и меня это очень ранило. В детстве я их вообще не видела, так как они всё время были на работе, поэтому сейчас толком не помню ни маму, ни папу. У меня была только няня, которая на тот момент стала всем для меня. Мне было очень больно. Мне хотелось к маме. 

Из-за сильных переживаний я стала часто болеть, но врачи разводили руками и говорили, что со мной всё нормально. В итоге мы пошли к психологу и оказалось, что все болезни развивались на нервной почве. Мама серьезно отнеслась к этому, и я на протяжении долгого времени ходила к одной психологине. Я проходила песочную терапию и мне она очень нравилась. Но в 7 лет я рассказала своим друзьям, что хожу к психологу, а они спросили, что со мной не так. После этого я решила, что больше ходить на терапию не буду.

“А чего ты такая большая?” 

Проблемы с восприятием моего тела начались в том же возрасте. Я была крупным ребенком и многие на это указывали, особенно мой папа. Он всячески намекал на то, что мне неплохо было бы сбросить вес. Он мог показать какую-то статью об ожирении в детском возрасте. А многие друзья спрашивали меня: “Ой, а чего ты такая большая?” 

Когда я пошла в школу, начался очень сильный буллинг со стороны моих одноклассников. Они говорили, что я жирная и из-за этого со мной нельзя общаться. Меня не били, но обзывали только потому, что я была больше, хотя как человек их никак не задевала. Я была очень тихой и доброй девочкой, которая никому не желала зла, но на меня все давили. Родители об этом ничего не знали. Я тогда с ними практически не общалась, а няня не воспринимала мои проблемы всерьез. Просто говорила вытянешься. 

В 10 лет я начала переливать весь негатив не просто в отношение к себе, а уже в еду. Мой папа часто указывал на то, как я неправильно питаюсь. 

Я очень любила сладкое и всегда могла себе позволить съесть какую-то булочку, на что он говорил: “Зачем ты это делаешь? Съешь лучше салат”. 

Я решила больше узнать о питании и поняла, что от многого мне нужно отказаться. С тех пор я начала сильно себя винить, если съедала что-то сладкое или мучное. Каждый раз я думала о том, зачем это сделала и что не достойна вообще ничего хорошего. 

“У меня была большая мечта — похудеть”

Когда мне было 11, я поняла, что могу есть всё, но просто нужно избавляться от пищи. У меня начались очень сильные компульсивные переедания, после которых я всё это вырывала, потому что очищение доставляло мне удовольствие. 

В любом расстройстве пищевого поведения скрывается чувство, с которым ты не можешь справиться. То есть анорексия или булимия не начинаются потому, что тебе не нравится твое тело. Это уже последствие. Переедание, голод, рвота, очищение это тоже последствия. Ты этим просто замещаешь свои чувства. И само компульсивное переедание ощущалось как заполнение какой-то дыры. Все эмоции, которые копились во мне, я переливала на еду, потому что мне было так намного проще с ними справляться. 

Тогда я чувствовала какое-то возвышение. Я думала: “Как люди могут спокойно есть?” Мне казалось, что я намного лучше, чем другие. Мне казалось, что еда это что-то ненужное и непонятное. Мне казалось, что я нашла идеальный способ. Я не видела в этом ничего ненормального, но понимала, что другие так не делают. 

Потом уже я начала узнавать больше и понимать, что, наверное, у меня булимия. Но меня это не пугало. 

У меня была большая мечта — похудеть. На каждый свой день рождения, когда задувала свечи, я желала похудеть. 

Из-за того, что с детства я сидела в очень многих пабликах, таких как “Типичная анорексичка”, смотрела фильмы, в которых идет прямая романтизация РПП, мне очень хотелось этого. Самое больше впечатление на меня произвел фильм “Реквием по мечте” и линия матери главного героя, которая мечтала сбросить вес. Именно из-за этого фильма я узнала, что существуют какие-то таблетки для похудения. В интернете я нашла супер дорогие, заказала их, а когда распаковала, оказалось, что это слабительные с большой наценкой. Я решила, что буду покупать не эти дорогие, а обычные. И начала принимать их регулярно, о чём родители совершенно не догадывались. 

“Мне нравилось, когда люди указывали на то, что я стала лучше выглядеть”

В лет 12 я начала переходить из булимии в очистительную анорексию. Различия между булимией и очистительной анорексией в том, что при булимии тебе нравится сам процесс очищения и от него ты испытываешь удовольствие. А в очистительной анорексии просто страшно что-то съесть. В какой-то момент ты уже не можешь остановиться, несмотря на то, что быстро теряешь килограммы. 

Анорексия это болезнь с обратной корреляцией. Чем хуже у тебя состояние, тем сильнее кажется, что все с тобой в порядке. На начальных этапах, может, я и думала, что со мной что-то не окей, но на конечных была уверена, что со мной абсолютно все нормально. Чем меньше ты съешь, тем твоя анорексия будет радоваться больше.

В тот период я очень сильно похудела. Но из-за того, что у меня до того был якобы лишний вес, все очень радовались этому. Мне нравилось, когда люди указывали на то, что я стала лучше выглядеть. 

Когда мой вес был больше, мне никто не говорил, что я красивая из ребят моего возраста, а мне этого хотелось. Тогда я и подумала, что это всё было не зря. Но в какой-то момент мой вес просто начал стоять. Я продолжала днями не есть, пить таблетки, но мой вес просто остановился и у меня началась паника по этому поводу. Я не понимала, что делаю не так.

В 13 лет я начала употреблять определенные вещества, чтобы похудеть еще больше. В тот период мне не хотелось ни есть, ни спать. Для меня это было совершенно нормально. Я не испытывала чувство голода, но теряла сознание на каждом шагу. Я умела скрывать то, что я нахожусь под опьянением и об этом никто не знал. Я могла жить той же жизнью, что и жила. 

Но моя мама начала подозревать что-то неладное. В итоге я ей сама всё рассказала и пообещала бросить. Вот уже более 550 дней я ничего не употребляю. Но о причинах зависимости в тот период я маме ничего так и не рассказала. 

“Моя мама поняла, что вообще не видит, как я ем”

Тогда мне было очень страшно, что я опять наберу вес. И я его, действительно, набрала, но начала легче относиться к еде. Около полугода в период карантина с едой у меня все было относительно нормально. Я спокойно ела всё, но продолжала пить таблетки и очищаться. Так как я до этого долгое время голодала и очень ограничивала себя, мне хотелось есть всё больше и больше. 

Когда ныряешь под воду, надолго задерживаешь дыхание и выныриваешь, очень хочется отдышаться.

А потом стало совсем плохо. Пик моей болезни начался летом 2020 года. Когда после карантина мы все вышли и начали гулять, у меня появилась подруга, у которой тоже были проблемы с питанием. Мы поощряли болезни друг друга и варились в этом всем вдвоем. В какой-то момент я уже была в настолько плохом состоянии, что ограничила себя и от этого общения. 

На фоне расстройства я решила стать веганкой, хотя это не были мои этические убеждения. Я перестала употреблять молочку, мясо, яйца и рыбу. Я ела только яблоки, овощи и тофу. На этом фоне я начала очень быстро худеть. Той осенью моя мама поняла, что вообще не видит, как я ем. Просто не видит. Она решила со мной поговорить об этом. Я не смогла выдержать напряжение и призналась в том, что у меня есть проблемы и рассказала всё, что происходило со мной за все эти годы. 

В тот период мы с папой были в большой ссоре, но мама написала ему о том, что со мной происходит. Тогда мы впервые поговорили втроем я, папа и мама. Никогда в жизни до этого такого не было. Папе я рассказала, насколько сильно злюсь на него за то, что всё моё детство он намекал на мой вес. Во мне было много злости, но при этом я продолжала идеализировать своего отца. Раньше для меня это был супер идеальный человек, который мне точно ничего плохого не может сделать. Я себя всё время обманывала и говорила: “Ну это же папа. Он знает лучше”. Сейчас он поддерживает и проживает со мной это всё, несмотря на то, что находится в другой стране. И моя мама с отчимом со мной в этом. 

Я чувствую, что рядом наконец-то есть мои близкие. Мне этого очень не хватало. 

“Я просто делала вид, что всё в порядке”

В тот период вместе с мамой мы нашли центр, который специализируется на проблемах РПП. В октябре, когда я пришла туда на консультацию, мне впервые поставили диагноз депрессия, пограничное расстройство личности, нервная и очистительная анорексия.

Там я была закреплена за психотерапевтом, психиатром и диетологом. Несколько раз в неделю я ходила туда на консультации к психотерапевтке. Мне с ней было очень комфортно. Я ей открывалась, говорила, что мне очень тяжело и рассказывала о переживаниях, но продолжала голодать и делать всё то же самое. Я обманывала всех: я обманывала маму, я обманывала моего парня Сеню, я обманывала психотерапевтку. Я всем говорила, что ем, но, на самом деле, просто выбрасывала продукты. У меня даже пропало желание пить таблетки и рвать. Я поняла, что вообще не хочу есть. 

Я перестала почти выходить из дома. Я могла долго не посещать школу, но бывали периоды, когда, наоборот, очень парилась над своими оценками, так как в анорексии развивается и перфекционизм. 

Во мне боролось 2 болезни — депрессия и анорексия. При депрессии мне просто хотелось на всё забить и вообще не выходить никуда, а в анорексии — делать всё по максимуму. Какая болезнь выигрывала, такой и была моя жизнь.

В то время я уже осознала, что у меня анорексия. Но это было не принятие, а смирение. Если говорить о принятии это то, что ты принимаешь, но всё равно хочешь изменить ситуацию. А я просто с этим смирилась и думала, что по-другому быть не может, потому что я не представляла себя без этой болезни. Моя анорексия стала для меня очень хорошим способом суицида. Я решила, что вот так я и закончу.

Мне было абсолютно всё равно на то, что со мной происходит. Я просто делала вид, что всё в порядке. Мама меня взвешивала каждый день, а я просто перед этим напивалась воды. Мой минимальный вес был 39 килограмм при росте 176 сантиметров. 

Анорексия — это болезнь, которая ограничивает абсолютно во всем, не только в еде. Она ограничивает в эмоциях, в отношениях, в общении. До сих пор мне очень стыдно за то, что я так сильно манипулировала в отношениях с близкими, потому что многие начали вестись на поводу у моей болезни. Моя мама давала мне поблажки, если я не съедала еду, которую она мне оставляла дома. А я никогда её и не ела. Просто иногда забывала выкинуть какие-то продукты до ее прихода. Всё это время мама была уверена, что я ем три раза в день. Она вообще не сомневалась в этом. 

Реабилитационный центр 

В феврале 2021 года я поехала на консультацию в один реабилитационный центр. Во время разговора с терапевтом того центра у меня началась истерика, но до меня наконец-то дошло, что все эти годы со мной было что-то очень не так. Несмотря на то, что в центре мне понравилось, я решила, что никогда в жизни там не останусь. Как это пятиразовое питание и вообще какая-то другая терапия? Нет, ни в коем случае. Но спустя две недели я позвонила маме и сказала, что еду в центр, потому что сама не смогу справиться. 

Приняв это решение, я перешла на дистанционное обучение. В школе у меня есть только одна подруга в классе, которая знает о моих проблемах. Но мне до сих пор очень больно и обидно из-за того, что никто из одноклассников не написал и не поинтересовался, что со мной и где я. Я просто забрала документы и ушла. Я не была каким-то изгоем. Я уже 2 года училась в другой школе (не в той, где меня гнобили). Там я подружилась со всеми и у меня было много знакомых. Я была довольно общительной, несмотря на то, что мне было очень плохо. Но в итоге, всем всё равно. Что я была, что меня не было.

8 марта я приехала в реабилитационный центр и до сих пор в нём нахожусь. Мне там очень нравится, хотя вначале было очень тяжело. Мне хотелось домой, мне хотелось вернуться назад в болезнь, но каждый раз я себе повторяла, что раз я уже ступила на этот путь, то у меня нет права идти назад. 

Я сравниваю наш центр с кукольным домиком. Самое главное, чему там учимся мы набираемся опыта для дальнейшей жизни. Мы не выйдем оттуда полностью здоровыми людьми, но мы получим навыки, которые будем использовать в жизни. 

Сейчас нас около 20 людей разных возрастов. Самой младшей девочке 11 лет, а была женщина, которой исполнилось 39. Расстройство пищевого поведения это проблема не только подростковая. Это проблема, которая может коснуться каждого и в любом возрасте. В моей комнате живет 6 человек. У нас есть четкий график: мы просыпаемся в 8 утра, у нас пятиразовое питание по расписанию, психотерапевтические группы по 2 часа. Строгих правил нет. Но, например, у нас закрываются туалеты после приемов пищи на час, у нас забирают телефоны и нужно обязательно присутствовать на всех группах. 

Самое крутое, что есть в центре это то, что мы постоянно в личной терапии. Мне очень повезло с моим психотерапевтом. Никогда в жизни у меня не было терапевта, с которым мне было бы так комфортно.

В первый день в центре на ужине я съела одну ложку каши и просто разрыдалась. 

Там ко мне подсела девочка и спросила: “Из-за чего у тебя вообще анорексия?” Я говорю, что похудеть хотела. А она отвечает: “А у меня, потому что я очень сильно ссорилась с родителями”. 

В смысле? Как это связно? В центре я осознала: всё, что связано с едой это последствия. А за последствиями стоит очень много причин. С каждым сеансом терапии я понимала это лучше и лучше. 

Сейчас я в звене. Звено это несколько людей, который находятся уже на конечном этапе реабилитации. Мы подаем пример реабилитантам, которые только в начале своего пути, чтобы они понимали на кого равняться. В центре я провожу иногда группы как психотерапевт, и многим девочкам это нравится. Я понимаю, что моя история может дать кому-то толчок к тому, чтобы начать выздоравливать. 

Когда я только приехала в центр и смотрела на девочек из звена, для меня их состояние было чем-то таким нереальным. Они ходили все счастливые, улыбались, разговаривали со мной. Я думала: “Как это вообще может быть?” На каждом приеме пищи у меня случалась истерика. Я сидела в своей комнате и никуда не выходила. Когда нам выдавали телефон на час в день, я звонила Сене и просила забрать меня. А сейчас, спустя 3 месяца, я вижу большой контраст. Я вижу, как я меняюсь с каждым днем и очень собой горжусь. С каждым приездом домой я чувствую, что всё больше и больше готова к обычной жизни. Потому что жизнь в центре это кукольный домик. То, что ждет здесь это намного сложнее. А я просто буду учиться с этим справляться. 

“Мне хочется закричать о том, как я хочу жить”

Анорексия делает тебя младенцем, который ничего не может. Мама, когда приезжала в центр, говорила, что я была буквально маленьким ребенком. Для набора веса я пила и до сих пор пью специальную смесь детское питание. Это была моя единственная еда до центра. Мама мне всё время готовила смесь, а ночью приходила посмотреть, дышу я или нет, потому что в любой момент я могла умереть. Когда мне сделали кардиограмму, врач сказал, что у меня очень замедленный ритм сердца. Также я постоянно падала в обмороки. Один раз я просто сидела на геометрии и упала, не говоря о моментах, когда мне нужно было ходить. 

Я поняла, что мне почти 15 лет, а я как младенец. Но я хочу дальше расти и развиваться, а не стоять на месте и, тем более, идти назад. Я наконец-то обретаю смысл в этом всём. Я поняла, что моя жизнь не создана для того, чтобы разрушать себя, хотя раньше мой главный смысл был именно в разрушении. Всё, что я делала мои проблемы с селфхармом, РПП, веществами всё это было направлено на то, чтобы себя разрушить. 

Моя главная ошибка была в том, что я молчала. 

Не молчите о своей проблеме! Да, можно столкнуться с обесцениванием, можно столкнуться с осуждением или неприятными взглядами. Но есть люди, которым не всё равно и которые, действительно, смогут помочь. Самим из этого выбраться почти невозможно, как бы этого не хотелось. Если бы так можно было, всё было бы намного проще. Но если тот, кто это читает, сталкивается с подобными ситуациями, я советую рассказать кому-то и начать что-то делать. Сначала мне тоже это казалось невозможным.

Раньше я думала, что без своей болезни я вообще никто. Я думала, что во мне больше ничего другого нет. Но когда болезнь начала отступать, я осознала, что, на самом деле, я и без неё очень классный человек. Главное — работать над этим и увидеть смысл в чём-то. 

Я поняла, что знаю абсолютно всё на стороне смерти. Я знаю каждый уголок. Я побывала везде. И мне там больше неинтересно.

Я ощущаю, что жизнь очень классная. Я давно этого не испытывала, только когда была совсем маленьким ребенком. Мне хочется закричать на весь город о том, как я хочу жить. И я очень рада, что выбрала эту сторону. В жизни, по сути, я так и не была. Я не помню, что там. И мне очень хочется узнать. 

Вам может понравиться

Leave a Reply

Your email address will not be published.