Ольга Руднева: «Каждый должен быть счастлив и приносить счастье другим»

Ольга Руднева — исполнительный директор Фонда Елены Пинчук «АНТИСПИД», уникальная женщина с удивительной историей, которую она нам рассказала. Работа для неё — это её жизнь, где за 11 лет было всё: уроки, успехи, разочарования, достижения… А главное — тысячи спасённых жизней, сотни людей, нашедших себя и друг друга, а также изменение отношения общества к людям, живущим с ВИЧ.

Судьбоносная анкета

Наш разговор начинается с того, что мы просим Ольгу вернуться назад в прошлое, в тот возраст, когда ей было 18, и рассказать о том, чем она жила, о чем мечтала, и как эти мечты воплощались в жизнь. Тема «Когда мне было 17» оказывается прямым попаданием, так как именно этот возраст стал определяющим в её жизни.

Немного предыстории. Ольга родилась и выросла в Донецке, но мечтала переехать в другой город. После восьмого класса она поступила в колледж, где в то время тестировали экспериментальную форму обучения. Система отличалась от школьной: здесь преподавали этику, психологию, историю, поощряли дискуссию и нестандартные рефераты. Институт после окончания колледжа был возвратом к старой системе образования, и Оля на первом же курсе потеряла всякий интерес к учебе.

— Мне вообще было не интересно посещать лекции, я пропускала все подряд, и только приходила сдавать «хвосты» на какие-то тройки-четверки, чтобы ко мне не было вопросов. Создала из себя такой образ «глупыша», и от меня ничего не требовали, — вспоминает Оля.

—Тогда я считала, что это такая классная тактика: сидишь, ничего не делаешь, вокруг другие стараются, отвечают на семинарах, а ты один раз поднимаешь руку, говоришь какую-то банальность, и преподаватель: «Да! Руднева что-то сказала! «Пять»», то есть можно было не напрягаться. Правда, один преподаватель по теории вероятности меня раскусил. Он сказал: «Слушай, что ты тут мне рассказываешь? Ты будешь сдавать экзамен, как все. Я прекрасно понимаю, что у тебя всё в порядке с головой, и не надо ломать комедию». Мне было так стыдно! Я всё выучила и сдала зачёт.

Вот так Оля пробездельничала год на первом курсе института, и, возможно, все бы так и продолжалось, если бы папа не привез ей из Киева какую-то анкету. Он сказал заполнить её, это шанс на обучение в Америке.

— Я тогда немного по сопротивлялась, но анкету заполнила. Спустя несколько месяцев мне позвонили и сказали, что я прошла первый тур на обучение в США, и нужно приехать через два дня в Киев сдавать TOEFL. Это был первый раз, когда я услышала слово TOEFL! Пошла на книжный рынок, купила толстенную книгу TOEFL и поняла, что за два дня я ее даже пролистать не успею. По дороге в Киев окончательно поняла, что это мрак! Я ничего вообще не сдам! Вся надежда была на то, что у меня был хороший разговорный английский.

Ещё больше Оля засомневалась в своём успехе, увидев перед экзаменом серьёзных конкуренток в длинных юбках, в свитерах под горло, которые усердно готовились. Посмотрев на себя в коротких шортах и красном пиджаке, который едва прикрывал шорты, ей показалось, что на фоне остальных претендентов она выглядела очень странно. Оля вспоминает, как мама расспрашивала папу по телефону:

«Интервью было ни о чем, — продолжает Оля. — Я не могла оторвать взгляд от зашитых колготок тётки, которая меня интервьюировала, а она спрашивала у меня о том, умею ли я готовить и готова ли выучить испанский, если что. В общем, побеседовали мы очень мило, и я вышла с полной уверенностью, что меня никуда не отберут. 60 человек на место, все в длинных юбках и с серьезными лицами. Когда мне через месяц сообщили, что я успешно сдала экзамен и уже в августе еду учиться в Америку, я подумала, что это какая-то ошибка! Конечно, больше всего меня радовало то, что я год проживу без родителей! Никто не будет меня контролировать, учить жизни, и я наконец буду все решать сама! И это был переломный момент в моей жизни».

«Свобода — это самой принимать решения и нести за них ответственность»

Ольга рассказывает, что ей очень повезло: её отправили во Флориду. Свою свободу она ощутила уже в самолёте.

— По какой-то счастливой случайности я летела в Нью-Йорк бизнес-классом. Рядом со мной сидели серьёзные люди, нас постоянно кормили-поили, и я абсолютно легально курила во время полета! Потому что я уехала от родителей, потому что мне 17 лет, потому что я лечу бизнес-классом, потому что тогда еще можно было курить в самолетах! Всё это мне так нравилось! И я чувствовала: свобода наступает именно в этом самолете, здесь и сейчас! Но выйдя в аэропорту Флориды, я попала в реальную Америку со всеми ограничениями, условностями и консервативными взглядами на жизнь. Я была просто в недоумении, где я могу реализовывать свою свободу? — смеётся Оля.

Перед тем, как определить семью, в которой Оля должна была жить, её временно поселили к очень состоятельным людям.

— Да, я попала в супербогатую семью, у которой вообще все было. Они нас баловали, возили по магазинам, давали деньги на карманные расходы. Плюс еще родители дали 800 долларов. Я покупала тесты на беременность только потому, что мне было интересно, как они работают; я купила весь ряд «Тампаксов», который там продавался; я покупала всё, что видела первый раз в жизни. И когда 800 долларов закончились, у меня было очень много пар джинсов, каких-то закруток для волос, пять тестов на беременность и масса бесполезных примочек. Деньги закончились, и за мной приехала моя семья на очень стремной машине. Когда их увидела, у меня случился нервный приступ. Это было двое невменяемых мальчиков, очень странный папа и единственный нормальный человек — мама. Мы приехали в мой новый дом, который ни в какое сравнение не шел с тем, где я жила до этого. У них были свои традиции: по пятницам мы всегда ели пиццу, три раза в неделю ходили в церковь. Очень скоро я поняла, что церковь нам нужна потому, что там кормят, а я им нужна потому, что за меня что-то вычитают из налогов.

Ольга Руднева была седьмым или восьмым студентом по обмену, и на неё не очень обращали внимание.

— Меня очень удивило такое отношение. Дома, если я опаздывала на пять минут, мама нервно наматывала круги под домом, позоря перед всеми женихами. Папа с грозным лицом свисал с балкона, — вспоминает Оля. — А тут всем было всё равно. Как-то я пошла на первое свидание. Смотрю: уже двенадцать часов ночи! А мои «родители» не знают, где я и что со мной. Я испугалась, вообразила, что там уже полиция, меня ищут меня с собаками и, вообще, после такого отправят обратно в Донецк! И вот захожу в дом, а там — тишина. Первая мысль: всё! Они намотали сто кругов вокруг дома и поехали искать меня по всему городу. Темно… И тут слышу такой звук: «хрррпшиии». И вдруг до меня доходит: они все спят! Им вообще все равно, где я! Даже если меня крокодилы раздерут на кусочки на заднем дворе, им будет всё равно, потому что это моя жизнь. Очень скоро, когда я попросила какой-то совет у моей американской «мамы», она даже не оборачиваясь сказала: «А меня ты почему спрашиваешь? Это твоя жизнь, твой выбор, и ты должна сама принимать решение. Лучше тебя никто не знает, что тебе надо».

Изменение сознания

Ольга рассказывает, как год жизни в Штатах полностью перевернул ее восприятие жизни. Она поняла, что сама отвечает за свою жизнь, за те решения, которые принимает, и рядом нет родителей, которые все решат и отовсюду вытащат.

— Тогда я поняла, что мне очень нравится учиться, это было безумно интересно. У нас были просто суперпреподаватели. Помню первый шок, когда ты приходишь сдавать контрольную, а преподаватель говорит: «Садись у меня в кабинете, пиши контрольную, а я пошёл по делам». Говорю: «Как? Я же могу списать». Я прямым текстом так и спросила, на что учитель ответил: «Зачем? Ты хочешь оценить свои знания или нет? Ты же для себя учишься, не для меня!» И несмотря на всю очевидность сказанного, я раньше училась ради аттестата, а в Штатах начала учиться ради знаний. Я привыкла, что мои одногруппники перед экзаменом писали шпаргалки. Большое количество времени тратилось на это, но никто не тратил время на чтение учебника или конспекта. А тут я столкнулась с полным доверием к студентам, которое ты не можешь не оправдать потому, что тебе верят. У меня словно гора с плеч свалилась, я не умела списывать, и наконец попала в мир, где сравнивали знания, а не то, кто лучше спрятал шпаргалку.

В жизни Оли изменилось всё. Она научилась самостоятельно принимать решения, научилась получать удовольствие от жизни, научилась нести ответственность за людей, которые рядом.

— Я хотела взять от этого года максимум. Я тогда думала, что больше никогда не попаду в Америку, поэтому старалась прожить каждый день максимально эффективно. Я просыпалась с установкой, что сегодня — мой единственный шанс в жизни, и надо успеть все: пройтись по американским магазинам, поесть американское мороженое, узнать как можно больше людей, прочитать как можно больше книг, посетить как можно больше мест.

Я жила, получая кайф от каждого момента. Туда я ехала с огромным количеством шмоток, а назад везла только игрушки и книги. По этим книгам я еще четыре года училась у нас в НАРХОЗе и за всё время обучения в университете ни на страницу не узнала ничего больше того, что мне рассказали за год в американском колледже. А игрушки привезла потому, что в моём детстве таких не было: ни Барби, ни пушистых собачек! А еще я тащила с собой магнитофон и диски. На радость моим родителям, начала слушать не только Виктора Цоя. Да, я вернулась совершенно другим человеком.

Оля мечтала заниматься чем-то важным, быть полезной людям. И на третьем курсе учёбы в Киевском национальном экономическом университете уже открыла свой бизнес — журнал «Женское здоровье». Когда её однокурсники сидели на лекциях и толкались на дискотеках, она бегала по рекламодателям, чтобы найти рекламу. И у неё всё отлично получалось.

Помню: у меня, 23-летней девушки, брали интервью взрослые люди в модные издания, а я просила никому не говорить о том, сколько мне лет. Ведь в перерывах между рабочими встречами я еще бегала на пары и на зачеты в институт. Мне нравилось учиться, но я не могла на все 100 процентов посвящать себя институту.

«У меня СПИД»

Вскоре Оля познакомилась с Владимиром Жовтяком, который занимался проблемами людей с ВИЧ. Это был 1998 год.

— У нас появилась идея сделать первый тренинг для ВИЧ+ женщин. Тогда я вообще очень мало знала про ВИЧ-инфекцию. В конце девяностых этой темы как-бы не было. Мне очень кратко рассказали о вирусе иммунодефицита человека, все было понятно, никакого страха не возникло. И мы начали подготовку к тренингу. Переворот в сознании произошел, когда эти женщины рассказывали о своей жизни, как они инфицировались, как врачи принимали решения об удалении матки, чтоб они больше никогда не смогли родить. Эти жизненные истории вдруг открыли для меня существование такой проблемы, как стигма. Никогда не видела разницы: есть у человека ВИЧ-инфекция или нет у человека ВИЧ-инфекции. У меня изначально не было этого барьера.

Оля Руднева удивляется, почему все думают: если она работает в Фонде «АНТИСПИД», то тоже ВИЧ-положительная.

— Как-то ко мне пришли брать интервью о том, как долго я уже живу с диагнозом. А мне даже неудобно было сказать, что у меня нет ВИЧ-инфекции, то есть, можно сказать, было какое-то странное ощущение, что я подрываю чье-то доверие. А после того, как я написала блог «У меня СПИД», в котором я размышляю, как могла заразиться, а в конце говорю о том, что если хоть у одного человека у нас в обществе СПИД — то мы все инфицированы, посыпались звонки и письма от всех моих знакомых, которые даже не нашли в себе силы дочитать до конца текст. Мне звонили мои подружки из Нью-Йорка и говорили: «Руднева, мы тут рыдаем уже третий день. У тебя СПИД? Ты умираешь?» Я даже представить себе не могла, что страх полностью отключает у людей логику, они даже не в состоянии дочитать текст до конца! И знаете, большинство почему-то думает, что искренне, с полной самоотдачей работать в ВИЧ-сервисе нельзя, если у тебя нет ВИЧ. Ведь иначе нет другого объяснения!

После работы в журнале «Женское здоровье» Ольга перешла в Министерство здравоохранения. Пребывание в Минздраве, как она признаётся, — самый тяжелый период в её жизни.

— Я по жизни избегаю государственных учреждений, мне там нехорошо физически. Сама атмосфера не стимулирует, а подавляет. А я считаю, что подавленные, неуверенные в себе люди вообще ничего не способны создать. Вся американская система построена на том, чтобы мотивировать людей. Американцы говорят: «Ты можешь все! Ты должен пытаться, должен стараться! Ты упал, споткнулся — поднимайся и иди дальше». Наши государственные учреждения действуют совершенно по противоположным принципам. Во всяком случае, такие у меня воспоминания 10-летней давности.

Через год работы в Минздраве Ольга узнала, что в Фонд Елены Франчук (теперь Пинчук) «АНТИСПИД», ищут директора. Олю порекомендовали на эту должность.

— С Еленой Пинчук впервые познакомилась на собеседовании. Наш первый контакт был очень позитивным. Несмотря на то, что Елена тогда была дочерью Президента, в общении она была очень проста. Это даже не было собеседование, мы с ней пообщались, поговорили о жизни. Через пару недель мне перезвонили и сообщили, что меня взяли на испытательный срок. Лена так и сказала тогда: «Давайте попробуем». Вот так уже и пробуем 11 лет :)

Со слов Рудневой, в фонде абсолютно другая атмосфера, чем была в Минздраве, где царил дух конкуренции и выживания. Здесь дружный коллектив профессионалов, которые знают, что делать и для чего делать. Клиенты тоже стают друзьями, ведь тут их защищают и дают возможность быть частью общего дела.

Сейчас у меня тот возраст, когда уже есть определенный опыт и в тоже время — еще много сил и энергии, хочется все воплощать в жизнь. И каждый раз, когда заканчивался один этап, охватывал страх: что же дальше? А дальше начиналось сразу что-то невероятное: концерт Элтона Джона, два концерта «Queen» в Харькове и Киеве, совершенно уникальные fashion show с украинскими дизайнерами и ВИЧ-позитивными людьми на подиуме, создание первого в Украине благотворительного Интернет-магазина «Fashion-aid», Интернет-аукциона «Звезды на продажу». Такие события вдохновляют.

Дерматиновая дверь…

Рассказывая о проектах фонда, Ольга вспоминает фотопроект с южноафриканским фотографом Брентоном Стиртоном.

Задача была зафиксировать на фотографиях картину эпидемии СПИДа в Украине. У Брента был свой подход, он хотел фотографии с историей: если люди употребляют наркотики — значит они должны в кадре употреблять наркотики, если это работницы секс-бизнеса — значит они должны работать в кадре, если мама ухаживает за умирающем от СПИДа сыном, на фото должны быть мама и сын.

— Мы с ним проехали практически всю Украину. Это было тяжело. Потом ещё примерно с полгода у меня была психологическая проблема: я не могла проходить мимо закрытых дверей обитых дерматином. Помню, мы приехали в Полтаву, в какой-то район на окраине. Социальные работники сказали нам, что можно постучать в любую дверь и там будет что снимать. То есть весь район употреблял или продавал наркотики. Даже родители варили наркотики своим детям, а часть продавали. Там было столько трагедий! И ты приходишь, а там везде умирающие люди, гниющие руки и этот запах… И ты проводишь там несколько часов, разговаривая с человеком, пытаясь получить тот самый кадр. Большинство людей, с которыми мы тогда столкнулись, были очень интересными людьми с тяжелыми жизненными историями. Помню, как в какой-то момент я осознала, что сижу на полу в грязной квартире, что-то записываю со слов какого-то парня, и мне безумно интересно. А у меня блокнотик из пятизвездочной гостиницы из Канн, где я была недавно на каком-то международном форуме. Между тем международным форумом, где обсуждали проблемы этих людей, и этими людьми была не просто пропасть, была огромная бездна! Люди, сидящие там и обсуждающие проблемы СПИДа, обсуждают не людей, они обсуждают некую теоретическую модель. И им все понятно, и все решения им ясны. А вот сидя на полу рядом с человеком и слушая его историю, понимаешь, что ты абсолютно ничего не можешь для него сделать. Ни-че-го. Можешь начать давать ему деньги, но это не решит его проблему с употреблением наркотиков, с ВИЧ-инфекцией, туберкулезом. Это даже не было его выбором. Так сложились обстоятельства. Вопрос в том: что ты делаешь дальше с пониманием своего бессилия? Как ты завтра снова придёшь в свой красивый офис и какие решения ты примешь? Помогают истории людей, которым удалось вырваться. Это стоило им огромных усилий, но они смогли начать новую жизнь. А есть те, которые не смогли. И это не делает их ни хорошими, ни плохими. Они все для нас — наши клиенты, которые требуют помощи.

Когда люди смотрели на фото Брента, то многие спрашивали, зачем этот проект, почему фонд согласился в этом принимать участие. Ольга отвечает очень просто:

— Любой человек с ВИЧ-статусом может к нам прийти, и мы стараемся помочь, даём препараты, оплачиваем анализы… Некоторые говорят: «Слушайте, да закройте вы этот проект, это же так тяжело!» Но если у нас не будет этих историй, даже зачастую наполненных сплошным негативом, мы забудем, зачем мы работаем. Мы можем сидеть в офисе с красивым видом на Киев, что-то себе в компьютере пописывать, встречаться с разными «Квинами», Элтонами Джонами и даже верить в то, что делаешь что-то полезное. Тебе даже могут приходить отчёты с миллионом подтверждений и доказательств. Но когда ты пойдёшь и носом ткнёшься в реальность, то увидишь, что твои деньги работают лишь на 5%, то, что ты делаешь, доходит в одном случае из десяти, тебя слышит один из двадцати, а поведение меняет один из пятидесяти. Да, реальность всегда намного жестче бумажных отчетов, но только так можно всё это переварить и организовать нормальную деятельность.

Научитесь жить сейчас

Распорядок дня Оли очень насыщен. Встаёт она в 6 утра. С 7 до 9 — тренировка, в последнее время большая часть тренировки — это бег.

— Бег помог мне лучше осознать себя. Я не бегала с 18 лет, с той самой Америки, в которой я решила, что от бега у меня болит голова, и что бег — это занятие для суперменов. Но потом увидела, что бегают не только суперлюди, а и обычные. Мне нужно только себя побороть, найти свой центр управления собой. И я его нашла, конечно же, в голове. Как только я дала себе сигнал, что «да, я могу бегать», я начала бегать.

Первым делом на работе Ольга открывает Facebook, всегда смотрит свою ленту и заходит на каждый из аккаунтов фонда: Fashion AID, AIDS.UA, Safe Connection и Медсанбат. Потом начинаются встречи, брейнсторминги, документы, мэйлы и звонки.

— Когда мама в Киеве, я стараюсь успеть к ней на обед. Прожив год в Штатах, я поняла как много для меня значат родители, и что они не вечны. Очень важно осознавать, что наступит момент, когда их не будет и я не смогу с ними пообщаться, спросить их совета. Поэтому я должна наслаждаться возможностью побыть с ними сейчас. Могу быть тысячу раз не согласна с мамой, мне может не нравиться что-то в её взглядах, а ей в моем поведении, но я хочу провести с ней как можно больше времени.

Оля считает себя счастливым человеком. Ведь она имела возможность пожить в Женеве, Нью-Йорке, встретить огромное количество интересных людей, попутешествовать, прочитать множество книг.

— Когда я была маленькая, мне было очень интересно, какой я вырасту, представляла свою взрослую жизнь. Мечтала, что у меня будут муж, дети, большой красивый дом… А теперь я хотела бы оказаться в маленьком городке, в маленькой квартирке, ходить в институт с учебниками подмышкой. Но я ничего этого не могу позволить, потому что я должна работать, жить в большом доме и ходить не с учебниками, а с сумкой!