«Я всегда думал, что это меня не коснется, но в голове была мысль: а вдруг?»

Мы постоянно думаем, что даже если с кем-то что-то произошло, нас это точно никак не заденет. И вообще, мы супер-неуязвимые. Но иногда происходит иначе — как в нашей сегодняшней истории.

Это было с детства, класса с первого. Я не задумывался об этом, потому что думал, что это нормально. Я не смотрел на девочек. С друзьями начал об этом говорить лет в 14, они отнеслись нормально. А родители плохо. Они узнали сами, я не собирался рассказывать. Это было очень жестко. У меня отобрали деньги, телефон, паспорт, запретили ходить в училище. Думали, что это как-то связано. Это продолжалось все 3 года моей учебы.

В 16 лет я ушел из дома и переехал со своим молодым человеком в Днепропетровск. У меня даже не было документов, кроме студенческого. Через неделю меня подали в розыск. Полиция нашла меня и отвезла домой. Встреча прошла ужасно, со слезами. Меня били.

Когда мы вернулись, меня с моим парнем, который старше, повели в полицию и заставили написать заявление, что если мы продолжим общаться, его посадят за изнасилование. Бред какой-то. Это все делала моя мама, она же и полиции заплатила. Она переживала не за меня, а за себя. Как отреагируют знакомые, родственники.

Когда я вернулся, все как-то утихло. С парнем мы продолжили встречаться: у нас были телефоны, о которых никто не знал. Мы до сих пор встречаемся, хоть уже находимся на грани расставания.

Когда я уезжал в Киев, родителям я сказал в последний день. Он были в шоке. Но мне уже было 18 лет, и я принял решение.

О статусе я узнал 29 декабря 2017 года. В конце октября мы с парнем уехали в Европу на 2 недели. За месяц до этого я делал быстрый тест на ВИЧ, и он был отрицательным. На следующий день после приезда домой я заболел. У меня была ангина, болело горло, была температура. Ну, я полечился парацетамолом, побрызгал горло орасептом — прошло. Потом опять начались проблемы со здоровьем. Пил антибиотики. Вроде, вылечился, но температура не спадала. Тогда моя доктор посоветовала сдать тест на ВИЧ. Это было 29 декабря.

Я пошел домой и лег спать. Но в голове крутилась мысль, что, может, стоит еще раз сдать анализ. Мне было так страшно. Я собрался с мыслями и поехал.

Я всегда думал, что это меня не коснется, но в голове была мысль: а вдруг? Как я отреагирую? Спокойно. У меня был шок, но я не плакал, даже сам от себя не ожидал. Я сразу рассказал парню.  Он был в ступоре. Я еще неделю надеялся, что результат ложный. Потом пошел сдавать ИФА-тест. Спрашивал у врача, что, может, пробирку перепутали. А она ответила, что три пробирки перепутать не могли. Тогда я поверил.

Парень меня не поддерживал. Я как-то пришел домой с работы, и у меня началась паническая атака. Все хорошо, и тут я останавливаюсь посреди комнаты и начинаю чуть ли не кричать, плакать сильно. Внутри какой-то страх, а сказать ничего не могу. Он при этом лежит и на ноутбуке смотрит какой-то фильм. Хоть в целом он нормально относится к тому, что у меня ВИЧ. Не акцентирует на этом. Но мы 4 года не работали над отношениями, поэтому сейчас все сложно.

Сестре двоюродной рассказал, у нас прекрасные отношения. Она меня всегда поддерживала. Родителям не говорил и не скажу. Я скрываю статус. Возможно, когда-нибудь я откроюсь перед всеми. Но не сейчас. Я поставил себе цели, добившись которых я это сделаю. Пока не добился.

Когда я в первый раз пришел в СПИД-центр, женщина-фтизиатр посмотрела на меня издалека и сказала: «Ты наркоман, что ли?».

Я на нее охреневшим взглядом посмотрел и сказал, что никогда не употреблял наркотики. Больше я к ней не заходил, и рассказал всем в больнице, что она мне сказала. Все немного офигели. Зачем работать в этом заведении, если ты такое говоришь людям. Я считаю, это неправильно.

Мне не сразу назначили терапию, потому что у меня подозревали туберкулез. 20 февраля начал принимать, чувствовал себя прекрасно. Только потом еще один препарат прописали, от которого могут быть иногда побочки. У меня было 400 клеток. В принципе, все уже прошло. Иногда бывает температура, но врачи сказали, что это нормально, потому что организм борется с инфекцией. До того, как я начал принимать терапию, у меня начали сыпаться волосы, и продолжают до сих пор. Это меня очень пугает.

Мне назначали изониазид, это противоруберкулезное. Но я бросил его принимать, потому что плохо себя чувствовал. Мне казалось, что это из-за него у меня выпадают волосы.  Изониазид — это яд. Он сильно влияет на печень. Этот препарат назначают уже 60 лет. Другого нет, или стоит дороже. Кто будет сейчас искать лекарство от туберкулеза, особенно для ВИЧ-инфицированных. Но сейчас думаю над тем, что, может, стоит опять начать принимать.

Где-то через месяц я три дня подряд работал по 14 часов и по 6 часов спал. У меня началась невропатия. Это в разных участках тела мышцы защемляются, перестают нормально функционировать, и появляются жуткие боли. Я не знаю, побочка ли это.

Когда я увидел ролик про ВИЧ-диссидентов, я им почему-то не поверил. Не убедили. Может, потому что многие себя чувствуют нормально сначала, а мне сразу было хреново.

Я решил дать интервью потому, что о моей истории должен кто-то знать. Неважно, сколько людей. 10, 20, 1000. Важно, чтобы кто-то услышал. Я тоже такие истории читал у вас на сайте и думал, как мне принять себя, статус, что делать. Многие говорили об этом позитивно, и я подумал, что зачем мне рыдать, жизнь продолжается, все такое.

Я узнал про Тинерджайзер с Ютуба. Поэтому сразу написал Яне Панфиловой, что у меня статус, и что я хочу к вам попасть. После этого мы начали общаться. Я понял, что не один такой, хотел поддерживать других. В первую очередь я, наверное, хотел помочь себе. Начал ходить на группы поддержки. Мы приходим туда и просто пообщаться, обсудить другие проблемы. Оля меня сильно поддерживала, когда у меня подозревали туберкулез. Звонила, спрашивала, советовала.

Неделю назад я впервые столкнулся с дискриминацией. У меня было собеседование на администратора одного киевского кафе. Я начал общаться с управляющей, и она спросила, какая у меня ориентация. Я сказал, что я гей. Она ответила, что все нормально. Но тут подошел какой-то парень и сказал, что ей нужно куда-то идти. Она сказала, что у нее нет времени продолжить сегодня, и предложила пообщаться завтра. Когда я пришел на следующий день, она сказала, что нашла мое резюме, и перезвонит.

Я развернулся и ушел. Вообще задавать такой вопрос непрофессионально и неэтично. Это не нормально, а до меня дошло не сразу.

Моя позиция — зачем говорить о статусе? Нужно подымать в обществе проблему. Но при личном общении? Я такой же человек, как и все. Я даже на сайтах знакомств не пишу сразу про статус в профиле, потому что мне просто никто не будет писать. Думаю, если сейчас я начну говорить об этом друзьям, они не поймут, многих я потеряю. И они будут рассказывать другим.

Я стал более серьезно относиться к своему здоровью. Поменял отношение к сексу. До этого я раздавал себя направо и налево и не предохранялся. Но при этом за 4 месяца до того, как я узнал о статусе, у меня не было ни с кем секса. Я до сих пор не знаю, как и когда заразился. У парня отрицательный статус. Но у нас был незащищенный контакт, когда я еще не знал о своем статусе, так что не известно пока. Незадолго до этого у меня были контакты с двумя разными парнями, но связаться ни с кем из них я не могу: один живет за границей, а другой на три месяца уехал в Таиланд. У них есть своя голова на плечах, пускай идут и проверяются раз в три месяца, как это делал я.

Я заботился о своем здоровье, не считая того, что не предохранялся. Я не думал, что это так распространено. Тем более, я думал, что это может быть видно по человеку как-то.

Это для меня не испытание, а награда. Я обратил внимание на себя. Поменял образ жизни. Он был ужасный. Я теперь не курю, не пью.

Никому не нужна любовь, только секс. Но я понял, что человека нужно воспринимать не как мясо. Так что так даже лучше. Или, может, я себя успокаиваю.

Я себя никогда не любил. Я не хотел смотреть на себя в зеркало. В школе меня оскорбляли, унижали, могли ударить. Кричали, что я гей, издевались. Может, поэтому я начал вести такую активную сексуальную жизнь. Раз они так говорят, значит, так и есть. Мы с парнем друг другу изменяли. Я только сейчас понял, почему. Мне не хватало внимания. Хотелось поддержки, заботы. До сих пор это ищу.

Мама много работала, а летом меня отправляли к бабушке. Я ревел, не хотел от них никуда уходить, а они меня постоянно отдавали куда-то. В первом классе мама била меня из-за того, что я плохо читаю. Думаю, это все тоже повлияло.

До переезда я был открытым мальчиком, каждой встречной подружке рассказывал чуть ли не обо всем. А потом я понял, что мы не друзья, у нас нет ничего общего. Все, что я говорил, они рассказывали другим. В Киеве произошло то же самое. И я понял, что все, не нужно быть таким открытым. Хотя по мне и так видно, что я гей.

Одна моя подружка из Киева и ее подруга перестали со мной общаться, когда узнали про мою ориентацию. Бывает, что нормально реагируют, а бывает, что нет. «Тебе что, девушку не хочется?». Бред какой-то. Мне некому позвонить и сказать, что сегодня хорошая погода, пойдем попьем кофе.

Люди еще не настолько толерантны и образованы, чтобы всем можно было рассказывать. Особенно если в сфере услуг кто-то узнает, что у тебя ВИЧ — все. «Ты порежешься», «ты заразишь другого», «ты же работаешь с людьми».

Я считаю, что есть несколько самых важных вещей, который должен сделать человек. Главное — полюбить себя.  Это не эгоизм, а забота о себе. Но стать перед зеркалом и сказать себе в глаза, что ты себя любишь, не так просто.

Авторка: Ангелина Сардарян

Фото: Ангелина Сардарян